ГЛАВА 19

РАНЕНИЕ В ГРУДЬ

Согласно отчету Комиссии Шамгара, Игаль Амир сделал два выстрела Рабину в спину. Согласно показаниям свидетелей и пленке Кемплера, Амир стрелял в Рабина только сзади. С другой стороны, Натан Гефен показал мне раздобытую им последнюю страницу хирургического протокола, написанного на бланке госпиталя “Ихилов” и подписанного д-ром Мордехаем Гутманом в 23:30 в вечер убийства. В протоколе д-р Гутман писал о ранениях Рабина: “Пулевое ранение диаметром 2.5-3 см в верхней части легкого. Выходная рана в направлении [позвонков] D5-6 с раздроблением позвонков”. Обнаружение этой страницы было замечательным открытием - до этого мне не удавалось найти никаких источников, где бы упоминалось, что у Рабина был раздроблен позвоночник.

Получив копию документа, я позвонил своему другу - уважаемому врачу - чтобы он помог мне лучше понять, о чем говорится в документе. В работе над документом принимала участие также жена врача - фельдшер по профессия, также работающая в полиции. (По юридическим причинам я не привожу ни имени врача, ни имени его жены - она не имеет права давать свое имя для прессы без специального разрешения). Врач сказал мне: “То, что описывается [в протоколе], это ранение в грудь, при котором пуля вошла в легкое, а затем вышла из него, раздробив позвонки D5-6 в верхней части спины”.

Могло ли такое ранение быть результатом выстрела в спину? “Вряд ли. Для этого пуля должна была бы войти через спину, пробить верхнюю часть легкого, затем вернуться назад и, пробив еще раз легкое, врезаться в позвоночник. Известно, что пули иногда двигаются внутри тела по самым неожиданным траекториям, но в данном случае это кажется неправдоподобным - по крайней мере, на первый взгляд”.

Признаюсь, хирургический протокол полностью поставил меня в тупик, поскольку он противоречил экспертным показаниям старшего лейтенанта Баруха Гладштейна из полицейской криминалистической лаборатории, которые тот дал в ходе суда над Игалем Амиром. Проведя исследование пиджака и рубашки Рабина, он определил, что премьер-министр был застрелен двумя выстрелами в спину с нулевого или почти нулевого расстояния. Гладштейн не мог не заметить пулевого отверстия спереди, если бы таковое было, и он вряд ли стал бы скрывать это, после всего того, что он уже сообщил суду.

Я направил Гефена к двум журналистам, Боазу Гаону из “Маарива” и Джею Бушинскому из Эн-Би-Си. Журналисты показали документ должностным лицам из “Ихилова”. Те подтвердили достоверность документа, но, по словам Бушинского, добавили при этом следующее разъяснение: “Это последняя страница 6-страничного медицинского процедурного отчета, предназначавшегося для показа лишь ближайшим родственникам Рабина. Без понимания первых пяти страниц последняя оказывается вырванной из контекста и теряет смысл”.

Рукописный протокол Гутмана никогда не показывался никому, кроме Леи Рабин. Через два дня после убийства вместо этого отчета для широкой публики был выпущен отпечатанный отчет, подписанный д-рами Гутманом, Хауснером и Клюгером.

14 мая 1996 года режиссер Мерав Кторза и ее партнер, оператор Алон Эйлат, сумели раздобыть полный вариант рукописного отчета. После этого мы собрались дома у Алона и Мерав в Бен-Шемене вместе с моим знакомым врачом и его женой, чтобы профессионально изучить следующие документы: операционный протокол д-ра Гутмана; отпечатанный хирургический отчет, выпущенный для широкой публики; заключение патологоанатома; судебные показания хирурга, д-ра Клюгера, и патологоанатома, д-ра Гисса. И у моего знакомого врача, и у его жены имелся большой опыт в отношении пулевых ранений, с которыми они непосредственно сталкивались по роду своих занятий.

В самой же первой строчке протокола д-ра Гутмана говорится, что Рабин был доставлен в операционную “без пульса или сердцебиения и с приапизмом”. Мой знакомый врач немедленно объяснил: “Приапизм означает, что у него была серьезно повреждена нервная система”. На следующий день он прислал мне по факсу страничку из медицинского пособия, где говорилось: “Приапизм (затяжное состояние эрекции полового органа у мужчин) служит характерным признаком повреждения спинного мозга”. Как заметил врач: “Для меня, это служит доказательством подлинности отчета. Если бы доктор не был честен в своих записях, он никогда бы не стал указывать в отчете на приапизм, учитывая, в каком чувствительном состоянии находилась в тот момент страна”. Я должен добавить однако, что спустя два месяца д-р Давид Хаян, изучавший те же медицинские отчеты, сказал мне: “Забудьте про приапизм - у Рабина имелись определенные медицинские проблемы, могущие объяснить появление приапизма”. Позднее, два других доктора сообщили мне, что у Рабина имелся имплантант, вживленный в половой орган, и что это может служить вполне удовлетворительным объяснением приапизма.

Далее в протоколе Гутмана описываются процедуры, с помощью которых Рабина удалось реанимировать. У него снова появились пульс и сердцебиение, и его срочно перевезли в операционную, где с него сняли прокладки, прикрывавшие раны. В протоколе описываются повреждения, вызванные пулей, пробившей верхнее правое легкое и раздробившей позвонки D5-6. Также говорится и об огнестрельном ранении в левый бок - пуля прошла через селезенку и застряла в нижней части левого легкого. Эта вторая рана вызвала небольшое кровотечение и не была смертельной. Всего в ходе операции Рабину было перелито 8 порций крови. Причиной смерти в конечном счете послужили рана в груди и повреждение спинного мозга.

Несмотря на предостережения, высказывавшиеся представителями “Ихилова”, последняя страница протокола д-ра Гутмана не содержит ничего такого, чего нельзя было бы понять без остальных страниц. На этой странице описывается ранение, вызванное пулей, попавшей в грудь, прошедшей через тело и раздробившей позвоночник.

Хирург Гутман подписал свой операционный протокол в 23:30 вечера 4 ноября 1995 года. Патологоанатом д-р Гисс приступил к работе над телом Рабина спустя примерно два часа после этого. Здесь-то и произошла исключительно примечательная подмена: из патологоанатомического заключения исчезли приапизм, ранение в грудь и раздробленный позвоночник. Патологоанатом заключил, что “спинной мозг не был никак поврежден”. И он, и д-р Клюгер заявили то же самое в марте 1996 года в ходе суда над Игалем Амиром.

Совместный отчет д-ров Гутмана, Хауснера и Клюгера, опубликованный для широкой общественности спустя два дня после убийства, утверждает то же самое, что и д-р Гисс: никакого приапизма, никаких ранений в грудь, никаких раздробленных позвонков. Позвонки номер 5 и 6 превратились в ребра номер 5 и 6. Согласно новой версии событий, пуля вошла Рабину в спину, прошла между ребрами 5 и 6 и застряла в верхней части правого легкого.

Что же произошло между 23:30 и 1:30? И как объяснить противоречие между двумя пулями, пробившими одежду Рабина сзади (согласно отчету старшего лейтенанта Гладштейна), и смертельной раной в грудь (описанной в протоколе д-ра Гутманом)?

В начале мая 1997 года ко мне пришли Зеэв Бар-Села, один из редакторов газеты “Вести”, и журналистка этой газеты Эмма Сотникова. В ходе беседы я дал Зеэву номер телефона Натана Гефена и рассказал об обнаруженном им документе. В этой связи Зеэв рассказал следующую историю.

“На утро после убийства мне позвонила русскоязычная медсестра из операционной в “Ихилове” и сказала: “Тут что-то не так. Пресса не сообщает о настоящих ранах Рабина. У него был раздроблен позвоночник, а они говорят, что не был”. Спустя полтора часа она перезвонила мне в ужасе и сказала: “Я Вам не звонила, Вы от меня ничего не слышали”, - и бросила трубку”.

Можно только представить себе, какими жестокими угрозами пользовались заговорщики. На это намекает сообщение, опубликованное в мае 1996 года в журнале “Зман Тель-Авив”. В нем говорится, что все 17 сотрудников “Ихилова”, участвовавших в оказании медицинской помощи раненому Рабину, получили по почте анонимки с угрозами убийства.

11 мая 1997 года мне в руки попал примечательный документ - свидетельство, поданное в Верховный суд Израиля 3 июля 1996 года. Свидетельство было дано неким таксистом, который почувствовал, что как честный гражданин он обязан сообщить суду важнейшие сведения, касающиеся убийства Рабина. Добавлю от себя, что таксист явно не искал для себя славы: его имя так и осталось неизвестным широкой публике. Более того, добавлю, что заключение Верховного суда по поводу приведенных ниже показаний так и не было никогда опубликовано. Текст свидетельства приводится ниже:

Описание внешности пассажира в целом подходит д-ру Гиссу. Написание фамилий “Гисс” и “Перец” на иврите также похоже. Гисс был единственным патологоанатомом, исследовавшим тело Рабина. Свидетель также довольно точно - для простого таксиста - описывает результаты экспертизы, проведенной полицейским Барухом Гладштейном. Труп телохранителя - это, возможно, труп Йоава Куриэля, который якобы покончил жизнь самоубийством.

2 мая 1997 года ко мне приехал Йехиэль Манн - энергичный молодой человек, сообщивший мне ранее по электронной почте, что он занимается сбором улик с самого момента убийства. Он оставил мне видеокассету с записью трансляций Первого канала, предусмотрительно записанных им в вечер убийства. Это была почти 4часовая запись, и я отложил ее в сторону как справочный материал.

15 мая 1997 года я наконец-то посмотрел эту видеозапись. Около 23:30 в вечер убийства директор госпиталя “Ихилов”, д-р Габи Барабаш, объявил о причине смерти Рабина: “Премьер-министр прибыл в госпиталь без пульса и сердцебиения, в состоянии клинической смерти. Нам удалось вернуть его к жизни и перелить ему 8 порций крови, но раны были слишком тяжелы и он скончался от них”.

“Что это были за раны?” - спросил Барабаша тележурналист Хаим Явин.

“Было ранение в селезенку, и было проникающее ранение в грудь, шедшее оттуда к позвоночнику. Первая из ран не была сама по себе смертельной. Пуля, вызвавшая вторую рану, разорвала сосуды, ведущие к сердцу, и раздробила позвоночник... Премьер-министр скончался от спинномозгового шока”.

В 0:30 той же ночью Министр здравоохранения Эфраим Сне выступил по телевидению и объявил о причинах смерти Рабина. Он предварил свое заявление словами: “Премьер-министр Рабин скончался сегодня вследствие подстрекательства..”. После этого политического заявления Сне сказал: “В него [Рабина] попало три пули: одна в грудь, одна в живот и одна в позвоночник”.

Слова Сне означали наличие второго ранения в позвоночник: помимо проникающего ранения в грудь, приведшего к раздроблению двух позвонков, Сне сообщил и о другом пулевом ранении в позвоночник.

В 23:30 директор госпиталя “Ихилов” объявил, что в Рабина попало две пули, а спустя час министр здравоохранения, безусловно осведомленный об истинном положении дел, заявил про третью пулю. Но оба они едины в том, что касалось двух существенных фактов: Рабин был ранен в грудь, и его позвоночник был раздроблен. Начиная со следующего дня, официальной версией стало то, что Амир дважды стрелял Рабину в спину, повредив ему бок, поясницу, селезенку и легкие. Но ни в отчете Комиссии Шамгара, ни в материалах суда над Амиром, нет ни слова о ранении в грудь или о раздробленном позвоночнике.

Один из самых странных эпизодов, произошедших в ночь убийства, состоял в том, что, пока Рабин лежал в операционной, его начальник его канцелярии Эйтан Хабер копался в карманах его одежды, извлекая оттуда все, что там находилось. Среди найденных им вещей был окровавленный листок с текстом песни, которую Рабин пел на демонстрации - Рабин положил этот листок в нагрудный карман. Согласно описаниям, посреди кровавого пятна на листке находилось почти абсолютно круглое черное пятно, напоминающее дырку.

В октябре 1996 года, в ходе моего выступления по телевидению, я заявил, что в листке имеется дырка от пули. К несчастью для меня оказалось, что листок был сложен вчетверо, а “дырка” находилась лишь в одной из четвертинок. Тележурналист поспешил воспользоваться моей ошибкой, заявив, что “дырка” на самом деле является пятном.

Тем не менее стоит отметить, что в “Джерузалем Пост” от 5 ноября 1995 года (в номере, вышедшем на утро после убийства) были напечатаны слова Шимона Переса: “Последняя песня, которую он [Рабин] пел на митинге, была “Песня Мира”. Он положил листок с текстом песни себе в карман, и пуля прошла через эту песню”.

Я много размышлял о сложившихся противоречиях. В экспертизе старшего лейтенанта Гладштейна говорилось о двух пулях. С другой стороны, о выстреле в грудь непосредственно свидетельствовали следующие источники: показания министра здравоохранения Сне, директора госпиталя “Ихилов” Барабаша и пациента Евгения Фурмана; свидетельство, поданное таксистом в Верховный суд; отчет д-ра Гутмана; слова медсестры, позвонившей Зееву Бар-Селе. Эти показания были слишком многочисленны. Ранения в грудь не могло не быть.

Но как это могло произойти? Чтобы ранить Рабина в грудь, Амир должен был стрелять в него спереди, и если бы он повредил Рабину спинной мозг, то Рабин рухнул бы на месте, в то время как на пленке Кемплера мы видим, что Рабин продолжает идти после первого выстрела...

И тут меня осенило - я позвонил Алону Эйлату и сказал: “Эврика! Я знаю, как это произошло”. Он примчался ко мне и впервые просмотрел видеозапись выступлений Сне и Барабаша. Его реакция была такой: “Из всех свидетельств, какие можно достать, это свидетельства самого высокого уровня. Ранения в грудь не могло не быть”.

“Ну”, - спросил я, - “Что же тогда делать с показаниями Гладштейна о двух пулях, пробивших пиджак Рабина сзади?” Алон напряженно подумал над этим вопросом, но в конце концов сдался.

“Единственный возможный вариант”, - сказал я, - “состоит в том, что на Рабине уже не было одежды, когда ему стреляли в грудь. Это должно было произойти в госпитале”.

Точные обстоятельства смерти Рабина могут так и остаться неизвестными до тех пор, пока кто-нибудь из очевидцев не найдет в себе смелость рассказать о них. Тем не менее, несколько человек, видевших Рабина в операционной или связанных с госпиталем - д-ра Сне, Гутман и Барабаш, а также неизвестная русскоязычная медсестра - в той или иной форме заявили, что Рабин был ранен в грудь. Такие свидетельства не могут быть отброшены никаким судом.