Б.Хамиш   "Кто убил Ицхака Рабина?"

ГЛАВА 13

"ПРАВЕДНЫЙ СУД"

Адвокаты Амира явно не могли придти к твердому мнению по поводу его дела. Вначале адвокаты Габи Шахар, Джонатан Гольдберг и Шмуэль Флейшман с готовностью предоставляли информацию прессе. Флейшман признал в интервью программе “Эн-Би-Си Экстра”: “Перед нами опять Даллас и история с убийством Кеннеди”. Шахар был также убежден, что его клиент стал жертвой заговора. Сегодня оба адвоката настаивают, что Амир получил по заслугам.

Джонатан Гольдберг написал для одного британского журнала длинную статью, обрисовывающую контуры заговора, но когда я обратился к нему с просьбой об интервью, его помощник Мордехай Сонес приехал ко мне домой вместо него и привез лишь минимальное количество новой информации.

То что Гольдбергу велели молчать, не так уж маловероятно. В апреле 1997 года я получил письмо от его друга, отправленное, согласно почтовому штампу, из Цфата. В письме говорилось: “Мистер Гольдберг находился в процессе написания книги об убийстве Рабина в соавторстве с американским журналистом, пишущим о делах разведки. Угрозы заставили его прекратить данный проект”. Я связался с автором письма и я признаю, что не могу полностью поручиться за достоверность его слов. Тем не менее, по моим оценкам, его слова с большой вероятностью правдивы.

***

Правда о том, что произошло на суде над Амиром, не была обнародована его адвокатами, и, похоже, никогда не станет известной общественности. Но 27 мая 1997 года мне пришло по факсу интервью с Габи Шахаром (в обратном переводе на иврит), опубликованное после суда над Амиром в русскоязычной газете “Вести”. Это интервью приоткрыло, наконец, истинную суть битвы, которую приходилось вести адвокатам Амира.

“Вести”: “Вы согласились представлять Амира вопреки тому, что остальные адвокаты один за другим отказывались принять это назначение по этическим соображениям”.

Шахар: “Я принял на себя защиту 1 февраля 1996 года, через два дня после того, как судья Эдмунд Леви попросил меня этим заняться. Моим единственным условием было согласие подзащитного, и я его получил. Я был третьим адвокатом, назначенным государством на эту должность. Мне не дали никаких подготовительных материалов - первое свое заседание суда я просидел вообще без всякой подготовки”.

“Вести”: “Вы приняли на себя защиту клиента, признавшего свою вину и полностью сотрудничавшего с властями. Так в чем же состояла функция защиты?”

Шахар: “Прочтя материалы дела, я обнаружил массу вопросов, на которые обвинение не дало удовлетворительного ответа. Во-первых, я заметил следующий факт. Согласно обвинению, Игаль Амир выстрелил тремя пулями из пистолета Беретта калибра 9 мм. Первая пуля попала в спину премьер-министра. Эксперт из полицейской криминалистической лаборатории проанализировал одежду премьер-министра и заключил, что пуля была выпущена с расстояния не более 25 см. Но на видеозаписи, сделанной Кемплером, мы все видим, что выстрел был сделан с расстояния, заведомо большего, чем 50 см. Но давайте поговорим о третьей пуле. Анализы показали, что Рабин был ранен в нижнюю часть спины и что пуля двигалась сверху вниз. И при этом, согласно показаниям полицейского эксперта по баллистике, пуля была выпущена в упор. Когда я спросил его об этом в суде, эксперт подтвердил, что пуля была выпущена не с расстояния 2 или 3 см, а именно с нулевого расстояния. Но смотрите, после того, как в Рабина попала первая пуля, он упал и уже лежал на асфальте, когда делался выстрел третьей пулей. Амир ни при каких обстоятельствах не мог выстрелить в упор”.

Ни один из свидетелей не утверждал на суде о том, что после первого выстрела Амир исхитрился подобраться к Рабину настолько близко, чтобы сделать выстрел с нулевого расстояния. Наоборот, все они свидетельствовали о том, что сразу же после первого выстрела полицейские, телохранители и агенты ШАБАКа навалились на Амира. Согласно логике, расстояние между Амиром и Рабиным только увеличилось после первого выстрела.

“Вести”: “Защита организовала патологоанатомическую экспертизу?”

Шахар: “Нет. Ни один из известных экспертов не согласился провести такую экспертизу, а суд отклонил нашу просьбу о выделении средств на это”.

Разоблачение, сделанное Шахаром, поразительно - так и не было сделано никакой независимой экспертизы тела Рабина. Вскрытия не было. Единственные свидетельства о том, что произошло с телом, исходят из запутанных и противоречивых отчетов, составленных в больнице “Ихилов” в ночь убийства. К утру тело Рабина было перевезено в госпиталь “Тель-Гашомер".

***

“Вести”: “В деле Амира есть и другие несоответствия. Например, полицейский эксперт по вопросам баллистики засвидетельствовал, что в обойме у Амира оставалось восемь патронов. Другой полицейский показал, что вынул девятую пулю из патронника в пистолете Амира. Игаль Амир многократно заявлял, что зарядил в пистолет девять патронов. Восемь осталось в пистолете. Вопрос: кто же выстрелил по крайней мере два раза? Может быть, Амир лжет?”

Шахар: “Зачем? С самого первого момента Амир последовательно настаивал на своей вине, раскрывая мельчайшие подробности своего преступления. Его допрос в полиции в ночь убийства был записан на пленку”.

“Вести” прерывают интервью, чтобы заметить, что Министр полиции Моше Шахаль был также заснят в комнате, где допрашивали Амира - факт, являющийся, вероятно, очень важным.

Шахар: “Игаль Амир не просто признался в убийстве - он хвастался, что достиг своей преступной цели. У него не было желания лгать или отрицать что-либо. Как бывший следователь с многолетним опытом, я знаю, что собирать улики нужно со всей аккуратностью, или же обвинение развалится в суде. В ходе первого допроса следователь спросил Амира: “Сколько патронов было в обойме?” Тот ответил: “Девять. Я не уверен, но обойма не была полной”.

***

Из стенограммы допроса:

Следователь: “Сколько выстрелов Вы сделали?”

Амир: “Три”.

Следователь (с изумлением): “Откуда же взялись остальные пули? Вы ранее говорили, что в обойме было девять пуль”.

Амир: “Да”.

Следователь: “Обойма вмещает девять патронов или четырнадцать?”

Амир: “Обойма вмещает тринадцать”.

Следователь: “С возможностью зарядить четырнадцатый в патронник?”

Амир: “Нет, т.е. на самом деле да. Но я бы никогда этого не сделал”.

Следователь: “Но тогда согласно простейшему вычислению мы получаем несоответствие в числе патронов. Вы говорите, что Вы прибыли на место покушения с девятью патронами?”

Амир: “Я не заполнил обойму до конца”.

Если верить показаниям Амира, то после того, как он выстрелил три раза, а полицейский достал еще одну пулю из патронника, в обойме должно было остаться пять патронов, а не восемь.

***

“Вести”: “Сколько патронов может поместиться в обойму Беретты?”

Шахар: “В теории тринадцать, но Амир был суеверен, и согласно его мистической теории, которую он изложил суду, если Бог хотел, чтобы Рабин умер, двух пуль должно было бы хватить для этого”.

“Вести”: “Как судьи отреагировали на Ваши рассуждения?”

Шахар: “Как только судьи услышали меня, они немедленно остановили судебное разбирательство. У меня было ощущение, что судьи не в состоянии ответить на мои вопросы. Они начали высказывать критику в мой адрес. Позднее, когда я представил свидетельства противоречий в вопросе о числе пуль из материалов полицейского расследования, они отказались меня выслушать”.

“Вести”: “Вы пытались организовать независимую баллистическую экспертизу?”

Шахар: “Конечно. Но судьи отклонили нашу просьбу, утверждая, что расследование и так заняло слишком много времени”.

***

В стенограммах суда присутствуют показания агента ШАБАКа Б** Л** (Бени Лахава). После покушения он потребовал, безо всяких околичностей, чтобы полицейский, подобравший пистолет Амира, передал пистолет ему. Требование было столь угрожающим, что полицейский обратился к своему командиру, начальнику полицейского округа “Яркон", чтобы тот защитил его. Его обращение увенчалось успехом, и пистолет остался в руках полиции.

В данном деле имелась случайная возможность провести независимую проверку баллистического заключения: можно было провести экспертизу раны Йорама Рубина, пока тот был в госпитале. Это не было сделано ни обвинением, ни защитой.

Шахар подозревает, что в Рабина и Рубина стреляли не из пистолета Амира. Агент ШАБАКа Бени Лахав отчаянно пытался получить пистолет Амира прежде, чем он попадет в полицию. Попади пистолет в руки ШАБАКа, можно было бы сделать любые замены и переделки. Но полиция удержала пистолет у себя, и ее баллистические анализы опровергли всю поддерживаемую ШАБАКом версию. Суд отказался провести независимую патологоанатомическую и баллистическую экспертизы. Ни один эксперт не исследовал рану Рубина, чтобы проверить, соответствует ли она пистолету Амира, даже при том, что согласно свидетельствам, Рубин был ранен пулей другого типа, чем Рабин. Когда Шахар стал настойчиво объяснять важность противоречий в вопросе о пулях, судьи объявили перерыв и позднее единодушно осудили “домыслы” Шахара. “Праведный суд” шел полным ходом.

***

Шахар: “Обвинение пошло другим путем. Вместо того, чтобы дать специалисту-патологоанатому исследовать Рубина, они собрали соответствующие отчеты из “Ихилова” и передали их суду. В одном из отчетов, составленных д-ром Хамо, лечившим Рубина, содержалось утверждение, что в Рубина стреляли дважды. Среди прочего он написал: “Телохранитель, 30 лет, прибыл в госпиталь с двумя пулевыми ранениями в левую руку”. Я готов поверить, что одна пуля сделала две раны, но это должен был установить эксперт, чего сделано не было”.

Еще одно несоответствие произошло, когда Йорам Рубин появился в суде по собственной инициативе до начала заседаний и изменил свои показания. Он заявил: “То, что говорилось про четыре или пять пуль, неверно. Я свидетельствую, что было выпущено только три пули”. Но никто и не спрашивал Рубина о числе пуль!

“Вести”: “Как Вы объясняете инициативу Рубина?”

Шахар: “Как бывший полицейский следователь, я бы сказал, что Рубин находился в ужасе, что вина падет на него, поскольку он нес ответственность за охрану жизни Рабина. Когда я понял это, я решил подвергнуть Рубина косвенному допросу”.

“Вести”: “В чем разница между прямым допросом и косвенным?”

Шахар: “При прямом допросе я реагирую на вопросы, заданные обвинением. Обвинение однако не спросило Рубина о числе выстрелов. Но в суде Рубин назвал другое число пуль, нежели в ходе его допроса в полиции. В ходе косвенного допроса я спросил Рубина, сколько выстрелов он слышал. Он уклонился от прямого ответа. В конце концов он сказал, что когда он находился в госпитале, его знакомый сказал ему, что было четыре или пять выстрелов. Как юрист, я не мог удовлетвориться этим объяснением.

Другими словами, суд утверждал следующее: пули, изъятые из Рабина, соответствуют пистолету Амира - так чего вы носитесь с новыми уликами? Но давайте посмотрим, что произошло с пулями по дороге с места преступления до полицейской лаборатории. Патологоанатом Йегуда Гисс засвидетельствовал, что пули были помещены в сейф в Институте судебной медицины. Он не сообщил, кто и когда поместил их туда, хотя оба обстоятельства должны быть зарегистрированы.

Пули были изъяты из тела покойного примерно в 2 часа ночи в госпитале “Ихилов”. Институт передал их Криминалистической лаборатории при центральной штаб-квартире полиции в 12 часов дня на следующие сутки. Кто вез пули в штаб-квартиру полиции в Абу-Кабир? Кто доставил их в Лабораторию? Речь идет о возможном нарушении целостности системы улик!

В суде я подчеркнул, что обвинение не доказало, что пули, исследовавшиеся в Криминалистической лаборатории - это те же пули, что были изъяты из тела Рабина. Судья ответил: “Почему Вы подымаете этот вопрос, когда подсудимый упорно настаивает на том, что стрелял именно он?”

Представьте себе, например, следующее. Мы обвиняем кого-то в продаже наркотиков на том основании, что на пластиковом пакете с наркотиками остались отпечатки его пальцев. Но следователь не зарегистрировал пакет как улику. Этого достаточно для оправдания обвиняемого за недостатком улик. В любом юридическом разбирательстве, как только возникает нарушение целостности системы улик, вся ответственность за доказательство падает на обвинение, а не на защиту. В этом уголовном деле большая часть бремени доказательства пала на защиту.

Никто не мог объяснить, где находились в течение целых одиннадцати часов пули, изъятые из тела Рабина. Целостность системы улик была нарушена самым явным образом. Один из адвокатов сказал мне, что Амир был бы оправдан в большинстве американских судов. Не было никаких законных физических улик, связывающих его с преступлением.

Пули, которые общественность видела на фотографиях в газетах, были в очень хорошем состоянии, если принять во внимание, что разрывные пули должны разрываться и рассыпаться при попадании в тело. Согласно одному из полицейских медиков, вся история с разрывными пулями лишена логики. Она сказала мне: “Брата Игаля Амира, Хагая, осудили за изготовление разрывных пуль из обычных. Зачем ему надо было делать это? Разрывные пули находятся в Израиле в свободной продаже, как и обычные. Зачем было изготавливать разрывные пули, когда Игаль Амир или его брат могли просто купить их?”

“Вести”: “Как суд реагировал на Ваши вопросы?”

Шахар: “После того, как я изложил свои предположения о внутренних противоречиях в деле Амира, суд отверг их все”.

“Вести”: “На чем основывалась Ваша теория?”

Шахар: “Это просто. Игаль Амир явно горел желанием быть осужденным за убийство премьер-министра. Таким образом, у него не было никакого интереса в том, чтобы лгать или затемнять дело для того, чтобы доказать, что это был не он. Парадокс состоит в том, что в ходе слушаний сомнения появились и у самого Амира”.

“Вести”: “В чем состояли эти сомнения?”

Шахар: “В нескольких вещах. Он был действительно шокирован, когда во время его выстрелов кто-то закричал: “Это не настоящие, это холостые патроны”.

“Вести”: “И что случилось в суде?”

Перед тем, как ответить на этот вопрос Шахар цитирует отчет Яэль Горовиц из “Едиот Ахронот”, где говорится: “Группа людей, находившихся совсем рядом с премьер-министром, слышала крики: “Холостые, холостые”. Один из свидетелей утверждает, что слышал эти крики от одного из телохранителей”.

Шахар: “Давайте посмотрим на запись допроса Амира в полиции - в том виде, в каком она приведена в материалах суда”.

Из стенограммы допроса:

Следователь: “Насколько я понял, Вы ждали и готовили себя к этому?”

Амир: “Не знаю... Я скажу Вам, что были разные странные вещи. Может быть Вы мне не поверите, но до сегодняшнего дня я не знал, что собираюсь убить Рабина. То есть, я сказал себе: если будет возможность. Я стоял там и наблюдал. Я стоял там среди них минут 50, и никто ни сказал ни слова”.

Следователь: “Что Вы имеете в виду, говоря “среди них”? Среди кого?”

Амир: “Среди полицейских и телохранителей”.

Следователь: “Среди полицейских и телохранителей?”

Амир: “Есть вещи, которые... [удалено из стенограммы] Они кричали: “Это холостые!”

Следователь: “Вы не думаете, что произошел недосмотр, что охранники не действовали, как должны были действовать?”

Амир: “Что Вы имеете в виду? Почему они должны были кричать: “Это холостые”? Будет ли действительно телохранитель, видящий, как в премьер-министра стреляют, кричать: “Это холостые патроны”?”

Следователь: “Это странно”.

***

Шахар: “Судья спросил меня: “Вы имеете в виду, что Амир не убивал Рабина? Тогда чьи же пули убили его?” Я ответил ему так: “Кто-то, кто знал заранее о том, что будут стрелять холостыми, мог воспользоваться этой возможностью. Он мог быть и не связан с властями. Всякий, кто знал заранее о холостых патронах, мог ранить премьер-министра из пистолета с глушителем”. К моему глубокому сожалению, суд не только отказался рассмотреть высказанные защитой сомнения, но и осудил нас за выражение вообще каких-либо сомнений”.

“Вести”: “Выслушал ли суд показания Авишая Равива, агента ШАБАКа по кличке “Шампанское”? Он был дружен с Амиром. Полиция задержала его незадолго до убийства и затем отпустила”.

Шахар: “Нет, Равив не появился в суде. Несколько раз я пытался связаться с ним, чтобы он выступил свидетелем на стороне Игаля Амира. С огромным трудом я нашел номер его сотового телефона, но он подчеркнуто отказывался разговаривать со мной - раз за разом трубку снимал кто-то другой, называвший себя телохранителем или другом Равива”.

“Вести”: “Многие утверждали, что Равив постоянно подбивал Амира на убийство. Он был главой ЭЯЛа, разрекламировавшего себя по телевидению. Не был ли суд обязан заставить его выступить и пролить свет на обстоятельства убийства?”

Шахар: “Все полицейские дела против Равива исчезли - более 15 дел. Единственный документ, сообщающий о преступном прошлом Равива, был представлен суду в ходе закрытого заседания”.

“Вести”: “Какова была общая реакция на то, что Вы защищаете Игаля Амира?”

Шахар: “Гораздо мягче, чем я мог себе представить. Некоторые люди пытались отговорить меня от этого, но многие другие присылали мне факсы со своими теориями и доказательствами. Например, одна женщина написала, что человек, заснявший убийство на видео [Рони Кемплер] - это не тот человек, который выступал в суде”.

Сколь бы диким не казалось утверждение этой женщины, Кемплер, похоже, действительно заменил в последнюю минуту другого “кинолюбителя”. Когда впервые было сообщено о любительской пленке с записью убийства, имя кинолюбителя, переданное прессе, было вовсе не Кемплер, а имя какого-то польского туриста - длинное, непроизносимое и давно забытое. Кто-то решил, что лучше использовать Кемплера, и тот получил свои пятнадцать минут славы - в буквальном смысле: никто ничего не слышал о нем с тех пор.

***

Авишай Равив, самый важный свидетель из всех, не был вызван в суд для дачи показаний. Суд, очевидно, отклонил просьбу Шахара обязать Авишая Равива явится в суд в качестве свидетеля защиты - дружественного или нет. Тем самым, суд лишил Амира права на справедливое судебное разбирательство и не дал израильской общественности узнать правду об убийстве.

Шахар описывает суд, в котором не могут быть представлены никакие улики, противоречащие уже принятой версии, никакие другие версии нельзя высказать вслух и никакие путаные свидетельства не обсуждаются. Суд не нашел ни денег, ни желания, чтобы организовать простейшую баллистическую и патологоанатомическую экспертизу. Идея состояла в том, чтобы провести судебный процесс и показать стране и миру, что в Израиле есть правосудие. Но из описания судебного разбирательства, данного Шахаром, вырисовывается нечто, имеющее мало общего с правосудием.

Назад к оглавлению                     К следующей главе