| |
|
Арье Вудка.
Скрытый свет.
ФилософияЛестница Иакова
Сегодня почему-то принято считать, что религия требуется человеку для уверенности и самоуспокоения. И действительно, мы видим вокруг себя верующих, чей мир ясен и надежен, которые твердо нашли свое место в нем.
Но таковы ли на самом деле истоки веры? Не окружают ли нас сегодня лишь признаки ее декаданса? Обратимся к Моисею, — пусть эта мощная фигура прояснит нам ситуацию.
Быть может, он был человеком Неба, его ангелом-посланцем на Земле? И это не так. Пророческая миссия застигает его врасплох, он не готов к ней и отказывается от нее с поразительным упорством. Б-г прямо-таки навязывает ему эту миссию. Мы чувствуем раздражение несговорчивостью посланника. Подобным образом, Б-г отказывается явить ему Славу Свою, показать Лицо Свое; отказывает ему в праве вступить в ту долгожданную землю, куда Моисей шел сам и упорно вел народ. Вся миссия Моисея оказывается направленной на устройство народа: вывод его из земли Египетской, дарование законов жизни и быта, введение в благословенную землю, в которой народ должен поселиться; народ, — но не он, Моисей.
Моисей соприкасается и с Землей, и с Небом. Но он не сопричастен ни тому, ни другому. Он не похож на тех фанатичных христиан, которые тесно сплочены в своих ранних сектах твердой верой в то, что являются небесной общиной, временно испытуемой соблазнами чужой и враждебной Земли. Он не похож и на язычников, этих побратимов земных стихий, коренное население земной тверди, твердо стоящее обеими ногами на родном грунте своих родовых гнезд. И если пристально всмотреться в Библию, то ту же неприкаянность, не принадлежность, экзистенциальную неуверенность и трепет можно обнаружить и у Авраама, и у Иакова, и у Давида-псалмопевца, Давида-героя. Библия пронизана не раз навсегда данной надежностью, а вечным беспокойством, вечным колебанием между гибелью и торжеством, трепетом души, повисшей между бездной Неба и преисподней.
Можно сомневаться в тех или иных чудесах, описанных в Торе, можно и вовсе не верить ни одному ее слову. Но чем же объяснить тогда, что и сегодня, столько тысячелетий спустя, целая нация — одна единственная — живет именно в этом духовном климате? Почему и сегодня она не чувствует себя уверенно ни на какой земле — даже на своей собственной? (Какой еще народ в мире сомневается в своем праве на свою же страну?) Почему и сегодня этот народ не является "своим" ни в одном содружестве, регионе, клане, коллективе? Почему и сегодня его душу пронизывает все тот же оправданный трепет, и бытие его распято между бездной Катастрофы и взлетом Воскрешения? Разве библейские чудеса невероятнее этого вечного экзистенциального чуда, охватившего собой все пространство и время вселенной?
Народ "люфтменчн" ("людей воздуха") даже в социальной жизни своей чаще всего оказывается чем-то "промежуточным" — посредником между паном и холопами, между королем и подданными. Торговец, адвокат, переводчик — вот он, еврей, посредник между занятиями, людьми, народами. Невыносима эта неустойчивость, ненадежность, беспочвенность. И рвутся евреи преодолеть ее, присоединиться, приобщиться — через социальную активность, революции, искусства, науки, экономику. Хоть у дьявола, но быть, в конце концов, хоть где-то "своим", принадлежащим! Но и сам дьявол изрыгает из своего царства, сооруженного на северной земле: "Не мои вы! "...
Даже светский сионизм, который хотел сделать нас народом нормальным и обычным, потерпел крах в содружестве наций, которое видит в еврейском государстве того же коллективного еврея — чужого и лишнего.
Мы прошли через все времена, эпохи, пространства, состояния и обстоятельства. Прошли и вернулись все к тому же исходному пункту. И вот стоим мы на этой земле, где наш праотец Иаков-Израиль видел в пророческом сне лестницу, основание которой стояло на земной почве, а вершина упиралась в небо. Этот сон сбылся, как никакой другой. Мы все — эта лестница. Лишь касается она земли, лишь дотрагивается до неба. Вся она — между тем и другим, в вечном трепете, в вечной неустойчивости. Но вечна она, эта лестница, потому что только она соединяет мир в единую целостность. Без нее, этой лестницы, все распалось бы и разрушилось.
Скорлупа человека
Великая и страшная Синайская пустыня была тем местом, где открылся Сокровенный. Ни в одном другом месте на земле не было такого колоссального Откровения. И Моисей перед своим посланничеством, и весь еврейский народ пробудились для вечности — там. Почему именно в пустыне? И почему эта священная пустыня была только полустанком — не началом пути и не его целью? Ведь даже слова эти в еврейском языке подобны: Б-г говорит ( медабер ) в пустыне ( мидбар ) … Наш учитель Моисей долгие годы — до неопалимой купины – жил в пустыне, однако он не родился в ней и не в ней его предназначение. Пустыня как бы готовила его к миссии посланничества. Но чем же она воспитывала его? Что есть в ней? ОПАЛИМОЙ
Может быть, тут важно не наличие чего-то, а как раз отсутствие. Если человек вырос в пустыне, его связи с человеческим миром скудны. Но если человек (или народ) сформировался в процветающем обществе, и он является при этом сильной личностью (или сильным народом), пустыня не повредит его сущности, она лишь освободит его из человеческой скорлупы и раскроет глубины его сердца навстречу голосу Сокровенного Творца. Ибо Тот, Кто сотворил мир ( олам ), в ту же минуту как бы исчез ( неэлам ) , сокрылся за спиной сотворенного. Сын природы ( тева ), как бы утонул ( тава ) в ней и не видит того, что превыше ее. Это первая скорлупа человека. В пустыне природа предельно нага, скудна и прозрачна, там ее цветастое покрывало утоньшается до разрыва, обнажая Творца.
Когда люди множатся, их связи и отношения разнообразятся и усложняются, превращаясь в целый мир, замкнутый в своих интересах. Это вторая скорлупа, скорлупа общества. В пустыне она попросту осталась за твоей спиной, ты вылупился из нее, как цыпленок из яйца.
То же самое происходит с миром культуры – материальной, духовной и научной. В пустыне и эта третья скорлупа не обволакивает более твою душу. Только теперь ты открыт для Голоса, освобождён для таинственной миссии.
Каждый человек и каждое поколение должны пройти свою пустыню, чтобы не погрязнуть окончательно в человеческой скорлупе, чтобы не утратить связь с Источником жизни нашей. Когда скорлупа герметизирует нас сверх меры, Высшая Сила обязана расколоть наш изолированный мир, чтобы мы не задохнулись в нем. И тогда горе тем, кто прилепился к своей скорлупе!
Моя личная пустыня — срок заключения в России. Никогда не забыть мне мой первый карцер, который превратился для меня во врата неба. У тебя не осталось ничего: ни природы, к которой был так привязан, ни общественной жизни, ни интересных книг. Ты погребен в одиночестве среди голода, холода и сумрака. Все скорлупы рассыпались, исчезли, утратили смысл. И хотя в твоих глазах вместе с ними исчез и смысл жизни, внезапно исток раскрывает себя, и ты в полном сознании видишь свет великий, сияние Шехины, и нет ему физических преград. Оно пронизывает тебя ликованием и трепетом святыни, которые преобразуют искусственный ад в порог рая. И двухметровая толща обледенелого бетона не в состоянии затмить это сияние. Даже она просветляется и соучаствует в колоссальном счастье, неведомом этому миру. Оно пришло нежданно, но уходит медленно и постепенно, в течение дней и ночей. И после него смерть умерла в твоих чувствах, потому что она — только переход к тому невероятному состоянию, которое уже испытано тобой. Тебе остается только воплотить свое предназначение в этом мире и вернуться к своему Источнику.
Счастлив тот, кто миновал свою пустыню, и душа его не погребена в ней, но пробудилась к жизни вечной. Сама смерть не властна над этой душой.
< < К оглавлению < < > > К следующей главе > >
|
|
|
