Моше Фейглин
Там, где нет людей...
К оглавлению
Глава четвертая
ИЗРАИЛЬ ЖДЁТ РАБИНА
Как-то летним утром 1992 года я, как обычно, ехал на работу. Предстоящие выборы не особенно нас волновали: мы, естественно, желали победы Ликуду, но и другой вариант не выглядел угрожающим. Все споры о будущем " штахим" , казалось, отошли в прошлое. На перекрёстке Мораша, как обычно перегруженном в эти часы, я обратил внимание на группу подростков, державших плакат партии МЕРЕЦ, – его гениальная простота прочно врезалась мне в память: " Атем ба-пкаким, ве-ха-кесеф ба-штахим!" (" Вы торчите в пробках, а деньги всаживают в территории!" ).
Я знал, что это абсолютная ложь и циничное использование нервного напряжения застрявших на дороге людей. Обычный гражданин, работающий, чтобы содержать семью, платящий налоги, 45 дней в году отбывающий резервистскую службу, я не выносил вранья. Иногда, втайне, я даже хотел, чтобы левые победили на выборах и, упоённые вновь обретённой властью, наконец-то оставили нас в покое и несколько разрядили мутную атмосферу, ими самими созданную. Я не опасался, что они причинят существенный вред поселенческому движению, – ведь Рабин недвусмысленно заявил, что никаких переговоров с ООП вести не будет и что Иорданская долина является естественной границей и залогом безопасности государства. Что касается особых льгот, якобы получаемых жителями Самарии, то мы их и так не видели, за исключением возврата денег за ремонт машин, пострадавших от камней. Кстати, сектор, поддерживающий левый лагерь, пожирал (и до сих пор пожирает) больше, чем любой другой: достаточно вспомнить гистадрутовскую больничную кассу, нерентабельные гистадрутовские предприятия, киббуцное объединение ТАКАМ и пр. Явная ложь лозунга не мешала активистам МЕРЕЦа выйти с ним к избирателям, и я понял, насколько серьёзным может оказаться влияние этой лжи.
То были последние дни правительства Национального единства, навязанного нам раздираемым внутренними дрязгами Ликудом; время после Мадридской конференции, в результате которой внешнее давление на нас лишь усилилось; время массового прибытия репатриантов из России, потребовавшего мобилизации колоссальных материальных ресурсов. Горячей темой, обсуждаемой в обществе, был отказ американского правительства предоставить Израилю гарантии на получение ссуд под льготный процент для приёма алии. Американцы требовали полного прекращения еврейского строительства в Иудее и Самарии. В конце концов Израиль уступил и заморозил строительство, но желанных гарантий так и не получил. Американцы как бы указывали израильскому избирателю: хочешь гарантии – проголосуй правильно!
В это смутное время пробудилась к действию партия Авода, отмежевавшаяся от непопулярных действий правительства и выставившая своим кандидатом Ицхака Рабина, всегда пользовавшегося симпатией значительной части правого лагеря, к которой принадлежал и я, не подозревавший даже отдалённо размеров несчастья, которое принесёт своему народу этот человек. Ицхак Рабин, командир бригады " Харэль" , начальник Генерального штаба во время Шестидневной войны, идеальное воплощение " сабры" , " господин Безопасность" ... Знаменитая фотография, где он стоит рядом с Игалем Алоном, стеснительная улыбка, причёска пальмахника и внушительный послужной список покоряли воображение. Никто не вглядывался пристально в прошлое человека, который обещал народу Израиля исполнение всех его мечтаний – достижение мира и безопасности в течение 3-х месяцев. Никто не представлял, как далеко отошёл Рабин от сионизма и еврейских ценностей. Никто не предполагал, включая, по-видимому, и самого Рабина, в какие дебри " постсионизма" столкнёт его МЕРЕЦ.
* * *
...Телевизионные экраны заполнили ликующие лица победителей. И Рабин, повторяющий в экстазе: " Я решаю... Я определяю..."
С этими словами он не расстанется вплоть до своего трагического конца.
Наибольшее удивление вызывает " мелочь" , которую наши средства информации постарались, по возможности, обойти молчанием: несмотря на глубокий внутренний кризис в Ликуде и в правом лагере вообще, несмотря на откровенное вмешательство американцев в ход предвыборной кампании, несмотря на харизматического лидера, выставленного Аводой против " устаревшего" и серенького Шамира, несмотря на организационную поддержку Гистадрута и – более всего! – несмотря на откровенное предпочтение масс-медиа, левые, в действительности, проиграли выборы 1992 года – как показывает точный подсчёт голосов, и только удачное стечение обстоятельств дало Рабину возможность сформировать правительство. Это – мелкие правые партии, не прошедшие электоральный барьер, чьи голоса, по закону, были поделены между другими партиями и, следовательно, в значительной степени, достались Аводе, и это, конечно же, безоговорочная поддержка арабских партий, которые и обеспечили ему в кнессете большинство в один голос. Созданное Рабиным правительство еврейского меньшинства привело Государство Израиль на край пропасти.
* * *
...Объективный анализ Норвежских соглашений, под которыми стоит подпись Рабина, наводит на мысль, что этот человек перестал верить в возможность существования независимого еврейского государства, потому и предпочёл сдаться на милость США и стран Ближнего Востока, заручившись их благосклонным согласием. Государство, скукожившееся до узкой приморской полосы, отказавшееся от стратегически важных рубежей для своей защиты, лишившееся собственных водных источников и, главное, того, что исторически сформировало душу нации, – такое государство начинает отсчитывать назад время своего суверенного существования.
Но не только это привело Рабина на путь самоликвидации – путь Осло. Было здесь нечто более глубинное, нечто касающееся самих основ – стремление " новых израильтян" стать, наконец, " нормальными" , как все народы.
Войны и непрекращающееся противостояние всем странам региона, выпавшие на долю целого поколения, каждый раз заново доказывали истину, что они другие и потому ненавидимы. Когда же борьба за Эрец Исраэль стала принимать явно выраженный еврейский характер, это оказалось выше их сил. С подобным подходом к конфликту необходимо было покончить и раз и навсегда решить проблему национальной принадлежности. Только в свете этого и можно объяснить, как у таких неглупых людей, как Йоси Бейлин или Ури Савир, могла родиться сумасшедшая идея превратить Арафата в субподрядчика, снабдить террористов израильским оружием и освободиться, наконец, от " этих проклятых территорий" . Именно в таких словах выразил Йоси Сарид своё отношение к местам, о которых повествует ТАНАХ и о которых тысячелетия тосковали наши отцы. Еврейская самоидентификация и кровная связь с Эрец Исраэль оказались слишком тяжёлой ношей для Сарида и его товарищей.
Достигнутое в Осло " соглашение" давало надежду наконец-то оторвать " израильтян" от непомерно давящего груза еврейства и снискать уважение народов мира. Нет больше избранного народа, и нет народа, возвратившегося на свою историческую родину, а есть " Сингапур Ближнего Востока" , по определению Переса. Иными словами, на повестке дня – самоликвидация еврейского народа.
Гора Мория, могилы праотцев в Хевроне, могила Рахели, долина Дотан, где братья продали Йосефа, и многие, многие места, описанные В ТАНАХе, – от всего этого мы себя " освободили" при радостных кликах и фанфарах торжественных церемоний на глазах всего мира, получив взамен " Новый Ближний Восток" .
Отказ от национальных ценностей был преподнесён массам как торжество демократии и либерализма, забота о сохранении человеческих жизней. Но все эти рыцари прав человека словно воды в рот набрали, когда стала известна страшная правда о том, что творят молодчики Арафата, в переданных под его власть " территориях" , над арабами, которые в своё время сотрудничали (или только подозревались в этом) с израильскими властями. За короткий срок 1500 человек погибли мучительной смертью, и кто знает, сколько их и сейчас томится в пыточных застенках... Но как бы мы ни напрягали свой слух, мы не услышим негодующих голосов самых известных у нас борцов за соблюдение нравственных норм – потому что любые средства освящают конечную цель: стоящий на пороге мир.
Очень скоро выяснилось и другое: " мирный процесс" возник не в результате новой политики нового правительства, но был подготовлен заранее, ещё до выборов, на совместных обсуждениях представителей партии Авода и ООП (состоялись десятки подобных встреч, в основном, в Каире), что в то время было запрещено законом.
В ходе судебного процесса, на котором меня, как руководителя движения " Зо арцейну" , обвиняли в призыве к мятежу и на котором я представлял себя сам, я задал свидетелю, журналисту Йехошуа Хамеири, ряд вопросов. (В качестве корреспондента газеты " Гаарец" он провёл в Каире 4 года, с 1990 по 1994, сотрудничая также с " Кол Исраэль" и газетами " Хадашот" и " Маарив" .)
В:Пожалуйста, расскажите суду, до какого уровня простирались Ваши связи в Каире в тот период? С кем Вы были хорошо знакомы и к кому заходили запросто?
О:Я работал в тесной связи с израильским посольством, а также с верхушкой египетского руководства. Чтобы попасть к Мубараку, мне достаточно было предупредить об этом за полчаса.
В:Известно ли Вам о встречах или о каких бы то ни было соглашениях между главами израильских партий, в то время находившихся в оппозиции, и представителями ООП?
(В этом месте судья Коэн замечает: " Не вижу связи между вопросом и Вашим делом" . Я отвечаю: " Это очень важно, поскольку в материалах следствия говорится, что я обвиняю правительство Рабина в том, что оно возникло на противозаконной основе. Сейчас я хочу доказать это положение с помощью свидетеля" . Я продолжаю:)
В:Что Вы опубликовали по этому поводу?
О:Что 19 января 1992 года в гостинице Хилтон-Рамзес на 32 этаже встретились Йоси Бейлин и заместитель Арафата Набил Шаат, в то время как ещё существовал закон, такие встречи запрещающий. Элиэзер Гранот и Яир Цабан также встречались с этим человеком.
В мае 1992 года, перед выборами в Израиле, в оффисе Асамы Эльбаза в Каире состоялась встреча восьми членов кнессета от партии Авода (Йоси Бейлин во главе) с Абу Мазеном и Махмудом Аббасом, возглавлявшим политический отдел ООП.
Вопрос г-жи Дотан, судьи:
В:Вы опубликовали также содержание бесед?
О:Опубликовано также и содержание. Суть его – попытка помочь партии Авода победить на выборах.
Бейлин привёз письмо Шимона Переса министру иностранных дел Египта Амру Мусе – с определёнными обязательствами. Копия письма была вручена в тот же день Роберту Пелетро, послу США в Каире, и оттуда передана в Тунис.
Обязательства Переса сводились к тому, что, в признательность за указание, данное ООП израильским арабам – голосовать за Аводу, последняя, если придёт к власти, берёт на себя обязательство по трём пунктам:
Первый: отмена закона о запрещении встреч израильтян с членами ООП.
Второй: немедленная автономия для палестинцев.
Третий: что-то связанное с правом палестинских беженцев на возвращение. Это есть в публикации.
Таким образом выясняется, что обещания, данные избирателям в предвыборную кампанию, а именно: " нет" переговорам с ООП, " нет" палестинскому государству к востоку от Иордана, " нет" отступлению с Голанских высот, Иерусалим остаётся столицей только еврейского государства – все эти обещания были даны уже после того, как представители партии Авода подписали тайное соглашение с организацией, ставящей целью уничтожение еврейского государства, – соглашение, обязывающее партию Авода, если она придёт к власти, предпринять шаги, в корне противоречащие её предвыборным обещаниям!
...Израильский избиратель был преднамеренно обманут.
* * *
При крайне левом правительстве еврейского меньшинства даже государственный флаг и государственный гимн стали темой для обсуждения. Заместитель министра просвещения Миха Гольдман предложил изменить текст гимна, потому что слова " нефеш йехуди хомия" (" пламенная еврейская душа" ) не отвечают чувствам израильских арабов и не соответствуют новой концепции многонационального гражданского государства. Прошло немало драгоценного времени, пока люди, преданные своей стране, осознали глубину кризиса, в котором оказалось государство, и встали на его защиту.
* * *
На следующий день после выборов я уехал на юг страны, где в тот раз проходил довольно долгую резервистскую службу. Вернувшись после её окончания домой, я увидел, что новое правительство даром времени не теряло. " Замораживание поселений" (на этот раз абсолютное) привело к огромным материальным убыткам. Людей, подписавших контракты на строительство домов или квартир, – даже тех, чьё жильё уже было готово, принудили отказаться от них, и государство взяло на себя денежное возмещение. Целые кварталы жилых домов стояли, словно миражи в пустыне, открытые всем ветрам, притягивая грабителей из соседних деревень и всякого рода уголовный элемент, обитающий внутри " зелёной черты" . Остовы недостроенных домов являли собой зримую сущность постсионистского переворота.
Зато в центре страны цены взлетели до уровня, сравнимого разве что с Манхеттеном и Токио. Деньги, наконец-то полученные с помощью американских гарантий, создали видимость экономического процветания, что привело к росту популярности правительства и поддержке его действий. Средства, изначально предназначенные на абсорбцию массовой алии, во многом ушли на покрытие издержек " мирного процесса" ...
В создавшейся ситуации люди, обеспокоенные судьбой страны, естественно искали опоры в руководстве партий правого лагеря (конфликтовавших между собой) и Совете поселений Иудеи и Самарии, который, являясь внепарламентским оппозиционным органом, на деле был неразрывно связан с парламентскими структурами.
Так или иначе, но долгое время оппозиция правительству выражалась лишь в патетических речах. Постепенно, поддавшись общественному давлению, руководители оппозиции перешли к организации демонстраций – вначале тихих, спокойных, позднее более активных. После официального признания ООП и утверждения Соглашений противодействие политике правительства стало принимать самые разные формы. Ко всеобщему удивлению, тон задали граждане, проживающие внутри " зелёной черты" : они образовали местные органы сопротивления и стояли со своими плакатами вдоль дорог, недалеко от дома. Совет поселений взял их под своё крыло, и так возникла организация " городских штабов" , которая охотно приняла его руководство, ожидая конкретных указаний к более активным действиям.
Их не последовало.
Никто не понимал тогда, что члены Совета поселений находились в глубоком внутреннем конфликте – ведь основное материальное обеспечение Совет получал, хотя и не напрямую, но всё-таки от правительства. Поэтому и противодействие ему было чисто словесным и не более того.
Образовавшийся вакуум заполнили новые силы, выражающие недовольство общества политикой правительства. Иногда это были люди, живущие за пределами " зелёной черты" , устроившие свою – отдельную – демонстрацию в Иерусалиме; иногда – массовый митинг ХАБАДа; а иногда – одноразовое выступление жителей какого-нибудь города. Народное возмущение разрасталось и меняло характер: протест одиночек сменился демонстрациями сотен тысяч, палаточные лагеря против канцелярии главы правительства стали местом для проведения длительных и многочисленных голодовок.
* * *
Акты террора, сопровождавшие " мирный процесс" , усилили волнение в народе и породили волну организованных выступлений. Так я оказался участником многих демонстраций, нередко вместе с семьёй; ставил палатку против канцелярии главы правительства; находился в плотном кольце сжимавшей меня толпы – сотни тысяч людей! – в холодную иерусалимскую ночь; обливался потом в Тель-Авиве на площади Царей Израилевых. Главный лозунг тех демонстраций был: " Не давайте им оружие!" Ничто не помогло и не остановило наше правительство: ни громкие призывы одуматься, ни голодовки родителей жертв, принесённых на алтарь " мирного процесса" ...
И вот понемногу я стал понимать, что узаконенные и привычные виды протеста не приведут ни к какому, даже малейшему, сдвигу в политике Рабина. Наоборот: чем более широкие слои народа охватывало возмущение, тем сильнее отдалялось от него правительство, становясь откровенно враждебным и экстремистским в своих действиях. Вместо того чтобы попытаться прийти к какому-то соглашению с оппозицией по столь важному вопросу, Рабин и его правительство предпочли встать на путь её делегитимации. К ней прилепили ярлык: " враги мира" .
"Нет больше арабов и евреев, – возвестил наш энергичный министр иностранных дел Шимон Перес, – с обеих сторон есть те, кто стоит за мир, и его враги" . Глава правительства назвал нас " пособниками ХАМАСа" . Огромная, глубоко страдающая часть общества была искусственно вытеснена за пределы якобы объединяющего народ " консенсуса" и, прежде всех, – конечно же – поселенцы.
Правящий левый лагерь, при массированной поддержке средств информации, откровенно и без всякого стеснения занимался обработкой общественного мнения. Образ " митнахалим ве-кипот сругот" (" поселенцы и вообще все те, кто в вязаных кипах" ) подвергся настоящей демонизации. Сведения о демонстрациях протеста, насколько это было возможно, скрывались от населения, но широко освещались всевозможные экстремистские высказывания и выходки – чтобы это население запугать.
...Из выступления в зале суда активиста движения " Зо арцейну" Михаэля Пуа:
"Я живу в Галилее, в Мицпе Нетуфа, по профессии учитель, отец восьмерых детей, майор запаса до сегодняшнего дня, хотя, по закону, с рождением шестого ребёнка мог вообще освободиться от “милуим”.
...После подписания Соглашений Осло мы создали в Южной Галилее штаб, координирующий акции протеста религиозного и светского населения.
...Наше несогласие с политикой правительства мы хотели выразить самым простым и демократическим способом – выйти на демонстрацию. Естественным нашим желанием было, чтобы средства информации рассказали о ней народу.
Но, хотя мы заранее оповестили всех, кого следовало, ни одного сообщения не появилось. Нигде. После демонстрации я спросил о причине этого журналистку Шулу Шмерлинг. Она ответила на вопрос вопросом: “Разве вы перекрыли дорогу? Или кого-нибудь из вас арестовали?” Тогда я сказал: “Означает ли это, что для того, чтобы быть услышанным, следует преступить закон?”
Так мне стало ясно: чтобы страна узнала о демонстрациях правых, им обязательно должны сопутствовать противозаконные действия.
Три месяца спустя мы устроили сидячую демонстрацию на перекрёстке Голани. К нам приезжали главы оппозиции.
Журналисты были осведомлены заранее. Ни в каких сводках новостей это отражено не было.
Через 3 дня после того, как мы убрали нашу палатку, на том же месте члены партии МЕРЕЦ поставили свою. Сообщение об этом тут же появилось в новостях, даже несмотря на то, что никто из известных деятелей к ним не приехал" .
Михаэль рассказал суду, как оставил свой дом и детей и три месяца подряд (!) – один! – стоял напротив канцелярии главы правительства, наце-лив себе в сердце игру-шечное ружьё, чтобы подчеркнуть таящуюся в Соглашениях опас-ность. Несмотря на право гражданина на подобную демонстра-цию – одно из осно-вополагающих его прав, Михаэлю при-шлось немало пре-терпеть от полицей-ских, включая побои и задержания.
Но больнее всего было полное замалчивание его одинокого протеста. Однажды он всё-таки услышал о себе по радио: рассказывали, будто он кого-то ударил. " Я обратился к Николо Розенбауму, редактору новостей, – рассказывал он, – и потребовал опровержения, чего, разумеется, не последовало. А ведь его молодцы со своей телевизионной установкой находились всего в 25 метрах от меня!"
Михаэль был не единственным, а лишь одним из тысяч, кто, по собственной инициативе, устраивал демонстрации в разных частях страны. Им не дали возможности быть услышанными. Израильскому обществу, в свой черёд, преподносилась искажённая картина, и в продолжение 3-х лет правительство Рабина практически лишало народ информации о том, что в действительности происходит в стране. Спокойные, интеллигентные выступления правых, в которых принимали участие множество людей, не нашли никакого отражения в радио- и телепередачах. Единственный путь попасть на экраны телевизоров был путь, связанный с насилием. " Если этого нет – нет и новостей" . Это была прерогатива левых – демонстрировать чинно и с достоинством, распевая песни о мире. Правые, по определению, должны были быть грубы и агрессивны. Такое отношение рождало чувство подавленности и разочарования и подталкивало – в прямом смысле – к нарушению принятых норм, к отдельным провокативным высказываниям и вызывающим действиям, которые, напротив, широко освещались, поднимая тем самым уровень насилия на новую ступень, и использовались для отрицательной характеристики целого лагеря. Теперь далеко не каждый человек спешил принять участие в демонстрации – кому охота увидеть себя назавтра в газете, запечатлённым в самом отталкивающем ракурсе, который только удалось " схватить" фотографу, да ещё под шапкой: " Акты насилия на демонстрации правых экстремистов" ?
А ведь естественная роль средств информации – служить своего рода клапаном для выпускания пара и снижения излишнего давления в обществе, предоставляя трибуну для выражения самых противоречивых мнений, и тем, кто в данный момент ущемлён и жаждет выразить свой протест, – чаще, чем другим. Возможность самовыражения снижает напряжённость в обществе и отчаяние, чьим следствием является агрессивность. Израильские СМИ действовали ( и поныне действуют) как раз наоборот.
* * *
Демонизация правого лагеря сделала возможным то, что ещё совсем недавно никто себе и представить не мог: в Израиле 90-х годов, в ЦАХАЛе, было создано особое подразделение добровольцев для эвакуации поселений.
Они тренировались поблизости от ишува Кдумим под звуки записанных на плёнку женских криков, подобных тем, что могут сопровождать действительную эвакуацию. Всё происходящее на этих тренировках было отлично слышно на улицах ишува. Тот, кто помнит о наборе добровольцев для проведения операции " Сезон" в период британского мандата, может убедиться, что в левой среде подобное отношение к политическим противникам не стало достоянием прошлого.
Как и тогда, среди " добровольцев" не было правых: ЦАХАЛ возвращался ко временам политических милиций догосударственного существования.
* * *
Меня всё более и более захватывало то, что происходило вокруг. Я много раздумывал о корнях конфликта, интересовался историей разных партий, возникновением и развитием их идеологий, с жадностью глотал всё написанное о вождях партии Авода, о путях, какими они претворяли в жизнь свои планы.
В те дни военный историк Ури Мильштейн опубликовал книгу об Ицхаке Рабине. Я был потрясён, узнав, что созданный о нём миф не имеет ничего общего с действительностью. Источником и условием влияния и силы Рабина была поддержка кругов, из которых он вышел. Никто не задавался вопросом, какими путями пробился Рабин к занимаемым им должностям и как себя в этом качестве проявил, но, поскольку он идеально соответствовал потребностям израильского мифотворчества, ничего сомнительного не могло быть с ним связано. Ошеломляющие факты о прошлом Рабина оставались за порогом общественного сознания.
Этот человек, этот полководец, никогда не командовал никаким сражением и непосредственного участия в боях не принимал. Единственный раз ему пришлось оказаться на поле боя будучи командиром бригады " Харэль" , но и оттуда он бежал, " чтобы вызвать подкрепление" , на единственном оставшемся на ходу джипе. Зато в том же 1948 году он отличился при выполнении другого задания – расстреле " Альталены" .
В канун Шестидневной войны он не выдержал напряжения и в самое критическое время, являясь начальником Генерального штаба, практически устранился от дел.
Свидетельствует Эзер Вейцман: " С появлением напряжённости я почувствовал, как силы и выдержка оставляют начальника Генштаба Ицхака Рабина. ...Решено было распустить слух, что у него никотинное отравление. ...Я отдал приказ командующему Южным округом продвинуть полки и дивизии. ...Отдал распоряжение командующему военно-воздушными силами. ...Никто из офицеров не отказался выполнять мои приказы и не спросил, где же начальник Генерального штаба" . Эзер Вейцман, " В небе и на земле" , стр. 258-259.
...Как-то, уже после выхода в свет книги Мильштейна, вызвавшей, естественно, резко отрицательную критику, у меня произошла встреча с одним пожилым человеком, бывшим пальмахником. Он весь кипел от негодования:
"Кто он вообще, этот Ури Мильштейн, что смеет говорить о Рабине? Тебе известно, что означало в те дни “быть в Пальмахе”? ...Вокруг нас всё время погибали товарищи, а он смеет говорить? ...Ты знаешь, чем был для нас Рабин? Когда он появлялся – это как будто сам Бог сошёл к нам" .
Я видел, что он чрезвычайно взволнован, к тому же я считал для себя неудобным вступать в спор с человеком, который рисковал жизнью ради государства и терял друзей.
– Хорошо, – сказал я ему. – Оставь сейчас Мильштейна, он всё врёт... Ответь только, пожалуйста, на такой вопрос: сколько времени ты был в Пальмахе?
– Почти с самого начала.
– И всегда на линии огня?
– Всегда! – сказал он без тени хвастовства.
– А был ли хоть раз, хоть один раз! – подчеркнул я, – что ты видел Рабина рядом с собой в то время, когда вокруг вас свистели пули?
Он молчал. Мне стало неловко за этого немолодого, искреннего человека. Я забрал свой чек (за чем, собственно, и приходил), простился с ним и ушёл. И чувствовал себя скверно.
* * *
...Прошло полтора года с тех пор, как Рабин пришёл к власти. Полтора года развала и полной несостоятельности вождей правого лагеря, неспособных остановить этот гибельный процесс, привели меня к выводу, что привычные формы протеста обнаружили своё полное банкротство. И однажды я поймал себя на том, что сижу за компьютером и разрабатываю план борьбы с правительством Рабина...
< < К оглавлению < < . . . . . . . . . . .
> > К следующей главе > >
|